Расскажите, какую школу вы окончили.

Я окончил 7-ю школу. Не знаю, какой у нее номер сейчас, но в мое время она называлась школа № 7.

Она находится на проспекте Вернадского?

На улице Крупской. Точнее, между улицами Крупской и Марии Ульяновой.

Выпускник нашей кафедры рассказывал мне про эту школу. Это не обычная общеобразовательная школа, верно?

Да, в мое время она считалась школой с математическим уклоном, но в какие-то списки лучших школ она не входила.

Вы с первого класса там учились?

Нет. Я перешел туда за четыре года до окончания.

То есть уже целенаправленно поступали в маткласс?

Да, именно так. Первые шесть лет я учился в школе с углубленным изучением английского и лишь потом перешел в школу № 7.

А что сподвигло вас поменять школу?

На самом деле меня уговорили родственники. Тогда сложилась довольно интересная ситуация: я не хотел переходить, потому что мне было вполне комфортно в той школе, где я учился, тем более у меня там были друзья. Но мои родственники понимали, что с уровнем преподавания математики в моей старой школе дела обстояли плохо. Поэтому они постепенно, без сильного давления начали объяснять мне, что было бы здорово сменить школу. Позднее выяснилось, что в школе № 7 набирают маткласс, и родственникам удалось уговорить меня сходить на собеседование.

Из серии: а вдруг понравится?

Да, конечно, ведь собеседование ничего не значит, никто не заставит меня сразу учиться в новой школе. Я съездил туда и прошел собеседование. Потом начался следующий этап: меня уговаривали…

«Сходи на второе»?

Нет, там второго собеседования не было, меня уже брали в новую школу. Поэтому родственники стали меня уговаривать: «Переходи, ты же всегда можешь вернуться обратно, в этом нет ничего такого». Им удалось меня убедить, и я перешел в новую школу с твердой уверенностью в том, что я там немножко поучусь, а потом скажу, что мне не понравилось, и с чистой совестью вернусь обратно. Но постепенно меня затянуло, и я остался в школе № 7. И уже примерно через полгода я обратно не собирался. Вот такая история.

К вашим родственникам мы еще вернемся. А в 11 классе родственники оказывали на вас давление при выборе вуза?

Нет, не оказывали. Но в моем случае в каком-то смысле все было предопределено внешними обстоятельствами.

Больше родственниками или школьной средой?

Домашней средой, я бы сказал. Из нашего класса на мехмат, по-моему, поступило шесть человек. Кто-то пошел на ВМК, кто-то — в другие вузы. Поэтому нельзя сказать, что школьная среда оказывала на меня определяющее влияние. А домашние обстоятельства, так скажем, естественным образом привели меня на мехмат.

А как это произошло? Вам советовали? Или ваш случай из серии: в семье физиков лирики не получаются?

В какой-то степени можно сказать и так. В нашей семье я уже восьмой человек на мехмате. Мой дед работал на мехмате, и я с детства вращался в этой среде. На меня абсолютно никто никогда не давил, но я другой жизни не видел и не представлял для себя.

Получается, что осознание этого пришло к вам после перехода в маткласс?

Раньше я просто не задумывался, чем заниматься дальше. А когда начал учиться в школе № 7, мне стало совершенно ясно, что я буду поступать на мехмат. Никаких сомнений у меня не было, ведь я в этом всегда варился, мне нравилась эта жизнь, и было вполне естественно, что я буду продолжать развиваться в этом направлении.

Были колебания между математикой и механикой?

На самом деле нет.

То есть математика — и всё?

Да, именно так. В старших классах я решил, что стоит заниматься чем-то теоретическим, а прикладная деятельность — это неинтересно и неважно. Механика меня совершенно не вдохновляла. Я знал, что я иду на мехмат изучать математику.

Как происходил выбор кафедры и руководителя?

Этот процесс шел довольно сложно.

Кто стал вашим руководителем?

Формально моим руководителем в студенческие годы был Олег Александрович Чалых, который сейчас работает в университете Лидса в Великобритании. Но в то время он работал на нашей кафедре. При этом моим неформальным руководителем в студенческие годы был Алексей Борисович Шабат, который к мехмату не имел никакого отношения.

Почему так случилось? На первом курсе лекции по аналитической геометрии нам читал молодой профессор, выдающийся математик Александр Петрович Веселов, который всем очень нравился. И из нашего потока 15 или 17 человек хотели выбрать его своим научным руководителем. Если вдуматься, когда он читал нам лекции, он был моложе, чем я сейчас. Лекции были очень интересными и яркими. И самая сильная часть нашего потока (к которой я, честно говоря, не относился) решила пойти к Веселову. Я тоже решил, что он станет моим научным руководителем. Но Веселов в тот момент как раз получил постоянную позицию в Лафборо в Великобритании и студентов уже не набирал. Поэтому надо было искать какие-то другие варианты. Я решил присмотреться к другим преподавателям с той же кафедры.

То есть Веселов притянул вас на кафедру?

Да, со мной получилось именно так. У Алексея Борисовича вышла совместная статья с Веселовым, сейчас она довольно хорошо известна, ее часто цитируют. Мне эта тематика показалась интересной, и я решил, что хочу работать в этой сфере. А в качестве формального руководителя мне нужен человек из этой же области. Чалых был учеником Веселова. Соответственно, так и выстроилась конструкция моих научных руководителей.

Веселов, получается, порекомендовал вам руководителя?

Да, можно и так сказать. Веселов — человек ответственный, поэтому он не хотел брать студентов, понимая, что не сможет с ними полноценно заниматься.

Как сейчас, спустя годы, воспринимается процесс обучения? Было легко или тяжело?

Конечно, нелегко, но нельзя сказать, что было сверхтяжело. Нормально. Надо было заниматься. Понятно, что просто так учеба не давалась. Но, с другой стороны, после нашей матшколы, где тоже приходилось довольно серьезно пахать, на мехмате усердная учеба воспринималась как вполне естественная необходимость.

Когда я поступил в маткласс, и оказалось, что домашнее задание по математике нужно делать четыре часа каждый день, — вот это для меня был шок. В предыдущей школе я все уроки — и математику, и английский, и русский — делал примерно за час, а потом занимался какими-то своими делами. А тут, приходя из школы, надо было садиться решать задачи из листочков, которые не все мои взрослые родственники-математики могли решить. Переломный момент в моем сознании произошел именно тогда.

Поэтому, когда я пришел на мехмат, моя жизнь принципиально не изменилась в плане учебы. Да, надо было работать, готовиться к экзаменам. Но, с другой стороны, в школе тоже были так называемые зачеты, которые проходили как устный экзамен. Нужно было подготовить ответы по определенной теме и, в соответствии с вытянутым билетом, рассказывать доказательства теорем. В основном так было по матанализу, но не только. Поэтому после матшколы на мехмате я просто перешел на другой уровень, но это не стало для меня шоком. То есть я бы сказал, что для меня нормально было учиться.

Что запомнилось больше всего?

Я бы сказал, что запомнились яркие лекции.

Например?

Например, лекции Веселова.

На первом курсе?

Да, это было, пожалуй, самым ярким впечатлением первого курса. На втором курсе я пытался ходить на какие-то спецкурсы, чтобы выбрать кафедру. Но во время моей учебы спецкурсов было не очень много, особенно пригодных для второкурсников. Так что из учебы на втором курсе, пожалуй, трудно выделить какие-то запоминающиеся занятия.

Ближе к концу обучения еще были запоминающиеся спецкурсы: я слушал спецкурс Болибруха, к сожалению, ныне уже покойного. Это был очень яркий спецкурс. Еще я ходил на весьма интересный и полезный спецкурс Болсинова по группам и алгебрам Ли. Да, кстати, он же нам читал и дифференциальную геометрию, тоже хорошие лекции были. Это запомнилось.

Дальше вы поступили в аспирантуру. Вы продолжили учебу по инерции или это был ваш осознанный выбор?

Это был мой осознанный выбор, хотя я и развивался в условиях некоторой внешней предопределенности. Ближе к окончанию университета у меня не возникало идеи пойти работать в банк или какую-то фирму. Мне казалось абсолютно естественным продолжать заниматься наукой. Не было уверенности в том, что у меня всё получится, но я был абсолютно убежден в том, что хочу остаться именно в научной сфере и преподавать. На пятом курсе я начал проводить спецкурсы для школьников в своей 7-й школе. Хотя какие-то отдельные лекции читал там и раньше. Наверное, где-то на третьем-четвертом курсе стало ясно, что у меня есть шанс чего-то добиться в науке, и дальше всё в моей жизни вело меня к аспирантуре.

Что больше нравится: статьи писать или семинары вести?

В общем, и то и другое. Хотя, статей я пишу довольно мало, честно говоря.

То есть кайф вы получаете от обоих видов деятельности?

Да, именно так. Семинары на мехмате чем мне интересны? Я воспринимаю математику как нечто очень красивое и гармоничное. И семинары — это некая возможность продемонстрировать эту красоту студентам. Я так это воспринимаю. Соответственно, когда эту красоту пытаешься показать другим, очень здорово, если публика ее воспринимает. Конечно, расстраиваюсь, когда аудитория совсем не видит этого. Но все-таки в каждой группе есть люди, которые находятся со мной на одной волне. И вот это — кайф. С другой стороны, заниматься математикой самому, создавать что-то новое, писать статьи — это тоже мне очень интересно.

Но это уже другое, да?

Конечно, но там есть своя красота. Если бы мне предложили перейти работать куда-то, где не надо преподавать, я бы отказался. Я считаю, что необходим баланс. Хотя, один мой коллега наоборот, воспринимает преподавание как некоторую необходимость, вынужденную плату обществу: его обучили, с помощью полученных знаний он чего-то достиг, и теперь нужно вернуть долг.

То есть без этого ощущения вынужденности он бы только писал статьи?

Да, но для меня это не так.

У вашего коллеги понятная точка зрения, которая также имеет право на жизнь.

Да.

Считается, что на кафедре ВГТ самые суровые зачеты. Как вы считаете, это миф? И почему так получается? Это такая научная школа? Обычно на кафедре есть добрые и мягкие преподаватели, а про эту кафедру такого не говорят.

На нашей кафедре тоже есть либералы, более мягкие преподаватели. Есть, конечно, те, кто подходит к процессу обучения жестче. Нельзя сказать, что мы одинаковые. Но на фоне всего мехмата, наша кафедра выделяется более требовательным отношением к зачетам и экзаменам.

Мы считаем, что знания студентов должны соответствовать установленному с давних пор на мехмате высокому стандарту. Конечно, сейчас уровень студентов, увы, ниже, чем даже четверть века назад и, поэтому, как говорит наш заведующий кафедрой Сергей Петрович Новиков, нельзя ставить оценки исходя только из соображений абстрактной справедливости. Но, с другой стороны, не должно быть и профанаций. Я считаю, что мы должны в рамках наших возможностей добиваться выполнения установленных требований. То есть если в курсе аналитической геометрии или линейной алгебры предполагается освоение какого-то набора навыков, студенты должны продемонстрировать, что им это удалось. И только тогда они получают зачет. С моей точки зрения, это, скорее, не жесткость, а принципиальность.

Тогда следующий вопрос. Есть два подхода к проведению зачета. Один — накопительный, когда за каждый подход студент решает какую-то часть задач. А есть подход абсолютный: необходимо написать контрольную, состоящую из пяти задач, и контрольная засчитывается, если хотя бы четыре задачи были решены верно. Эту контрольную нельзя сдавать по частям. Какой из этих подходов вы считаете более правильным?

Думаю, что накопительный подход все-таки более правильный. Я сам использую не чисто накопительный подход, а сложную систему, в рамках которой контрольные засчитываются, если студент получил четыре или больше. Если у него тройка, то контрольная засчитывается частично. При оценке ниже трех контрольная не засчитывается вовсе. И на зачете студенты должны досдать то, что у них не получилось накопить за семестр.

Но на зачете контрольные можно сдавать по частям?

Да. Конечно, можно. Потому что моя задача — убедиться в том, что человек умеет решать задачи. И зачем тогда устанавливать какие-то странные требования, связанные с тем, что он должен продемонстрировать все умения в течение часа?

Возвращаясь к слухам о нашей кафедре. Конечно, так говорили, еще когда я учился. Говорили, что на кафедре есть страшные Дынников и Алания, к которым лучше не попадать на экзамене. Но, с моей точки зрения, всё происходившее на кафедре было вполне разумно и какой-то особой жестокости я не наблюдал.

У меня Дынников вел семинарские занятия, и было очевидно, что халявы не будет, но это и хорошо. При этом занятия не казались чем-то суперстрашным и нереальным.

Именно так.

И теперь я испытываю только благодарность, потому что мучили, это да, но в совершенно разумных пределах и с понятной целью и очевидным результатом.

Вот-вот. Этот подход я тоже исповедую. Конечно, любое преподавание связано с некоторым мучением, без этого не получается.

Работать нужно.

Это да. Человеческая природа такова, что не все люди готовы работать сами просто так. Наверное, всегда есть небольшое число людей, которые, что с ними ни делай, будут с утра до ночи решать задачи. Но таких очень мало. Есть и те, кто несмотря ни на что не будет этим заниматься. А основная масса студентов, если на них в разумных пределах нажимать, что-то будет делать. Но если не нажимать, то и не будут.

Я не знаю, когда у нашей кафедры сформировался такой зловещий образ. Конечно, сейчас мы этот миф даже в каком-то смысле поддерживаем: студенты знают, что их ждет, и поэтому вынуждены учиться.

Плюсы в нем есть.

Чтобы студенты понимали, что их ждет, и не расслаблялись с самого начала, я всегда на первых занятиях сообщаю, что халявы не будет, почитайте, что пишут на форумах. Чтобы люди готовились. Но моя позиция такова: я всегда вначале формулирую все правила игры и дальше железно их соблюдаю, и от студентов того же требую. Пришел учиться — учись!

За время учебы было ли что-то, о чем вы жалеете, что доставляет дискомфорт в плане упущенных возможностей?

У меня не самая простая научная судьба. В студенческие времена у меня была довольно сложная схема научных руководителей, а в аспирантуру я пошел вообще к Дынникову. У него я начал заниматься другими вещами, но не сильно продвинулся, и вернулся к интегрируемым системам, которыми я занимался раньше.

Я метался от одного к другому, поэтому становление меня как математика, возможно, заняло более длительное время, чем у других. Я жалею об этом с чисто практической точки зрения — упущенная возможность получения результатов, участия в грантах. Может быть, мне было бы комфортнее, если бы я изначально встроился в нужную струю в какой-то области науки и двигался по этой линии. Но мой путь получился довольно извилистым, и поэтому он занял больше времени. Может быть, надо было выбирать более прямой путь.

Когда человек халявы не ищет, как у него там дальше сложится — это непредсказуемо. Мне кажется, не всё в его руках.

Да, не всё.

То есть, наверное, еще присутствует элемент везения с научным руководителем в плане сочетаемости?

Да, верно. Еще я немного жалел, что не поехал в аспирантуру в Англию. Веселов меня звал, но тогда я решил, что не поеду, а потом какое-то время жалел об этом. Сейчас, наверное, уже не жалею.

А почему вы не поехали?

В то время мне не хотелось уезжать из Москвы: я уже поступил в аспирантуру к Дынникову и не хотел дергаться. Потом, когда у меня научные дела не шли, я жалел об этом решении, думал, что у Веселова, может быть, мне было бы лучше. Но потом здесь всё наладилось. Трудно сказать, как бы жизнь пошла, если бы я тогда уехал…

Знал бы прикуп…

Именно. Наверное, если бы я был в аспирантуре в Англии, то вряд ли бы потом попал на мехмат. Поэтому сейчас, спустя 20 лет, я все-таки не жалею об этом решении.

Что стоило бы изменить в процессе обучения на ваш взгляд?

Я считаю, что некий дефект нашего образования состоит в том, что у нас все курсы плохо связаны друг с другом. Например, есть парабола из аналитической геометрии и парабола из матанализа.

И это разные параболы.

Да. Я всячески стараюсь навести некие мосты между курсами. Когда-то тут стал рассказывать про критерий Сильвестра в линейной алгебре. Я говорю: «Вы же, наверное, в курсе матанализа исследовали на экстремум функции нескольких переменных». А студенты отвечают: «Вроде бы нет». Вернее, они сказали, что исследовали функции, но критерия Сильвестра не было, они смотрели на угловые миноры. Я говорю: «Но это же и есть критерий Сильвестра!» «А-а-а…» — только и сказали они. Такие вещи периодически происходят на многих курсах.

Хотелось бы этот дефект устранить. Мне кажется, что для этого стоит после второго курса проводить квалификационный письменный экзамен, направленный на проверку остаточных знаний. Там не должно быть каких-то трудных задач и доказательств теорем из основных курсов. Цель — чтобы в процессе подготовки к такому экзамену студенты могли интегрально посмотреть на всю программу первых двух курсов, чтобы у них в головах вместо отдельных курсов выстроилась бы цельная картина. И такой экзамен должен быть именно письменным, в дополнение к имеющимся устным. Я считаю, что устные экзамены — это хорошо и правильно. Я категорически против перехода к системе исключительно письменных экзаменов, как это сейчас принято во многих странах.

Но у нас же проводят письменные экзамены по дифференциальным уравнениям.

Я считаю, что это неправильно, даже судя по моему опыту. Я в свое время сдавал курс диффуров, получил пятерку, но уверен, что она на самом деле была совершенно не заслуженной.

Мне казалось, что экзамен сложный, потому что в нем и задачи, и теоретические вопросы.

На том экзамене я решил далеко не всё, но того, что я сделал, хватило на пятерку. Какое-то уравнение с постоянными коэффициентами надо было решить, еще что-то сделать… В общем, мне хватило. Хотя я считаю, что реально я этой пятерки совершено не заслуживал.

В частности, готовясь к госэкзамену, я впервые в жизни доказывал теорему о существовании и единственности. На предыдущих экзаменах ее знание у меня не проверяли. А на пятом курсе, уже обладая неким культурным уровнем, я знал, что для доказательства (в простейшей формулировке) нужно использовать сжимающее отображение. Я доказал теорему сам, получил от этого удовольствие. Это, конечно, хорошо, но все-таки лучше, чтобы всё происходило в свое время. Система не вынудила меня сделать определенные вещи в свое время. Оказалось, что вполне можно преодолеть курс дифференциальных уравнений, не доказывая теорему о существовании и единственности на втором курсе. Во всяком случае у меня было так.

Потом был письменный экзамен по «Уравнениям в частных производных», с ним связана похожая история, даже хуже. Лекции нам читал Кружков, и он умер за пару дней до экзамена. И об этом никто не знал. Мы пришли, а экзамен не начинается. Кафедра тоже, видимо, еще не знала об этом. В конце концов, они были вынуждены срочно какой-то вариант составить и дать его нам. Тогда я тоже получил пятерку, совершенно не за дело, как я считаю. Там была задача, как сейчас помню, записать оператор Лапласа в сферических координатах. Дело хорошее, конечно, но все-таки…

Но как запомнилось-то!

Да, запомнилось. Я записал оператор Лапласа в сферических координатах и еще что-то сделал достаточно простое. Но не могу сказать, что я эту науку должным образом осознал.

Поэтому я считаю, что письменные экзамены — это неправильно, и устные экзамены значительно лучше. Они позволяют выявить пробелы в знаниях и честно все оценить (при должной принципиальности принимающего). Но при такой системе, к сожалению, иногда нарушаются межпредметные связи. Именно поэтому мне и кажется разумным сохранить систему устных экзаменов, но добавить общий письменный экзамен первой ступени, объединяющий знания первых двух курсов. Были пройдены матанализ, линейная алгебра, дифференциальная геометрия, теперь настало время подвести некий итог.

Не заменяющий устный?

Не заменяющий, а дополняющий. Конечно, довольно тяжело сделать хороший вариант. С одной стороны, это не должно быть что-то зверски трудное…

Может, тогда правильнее проводить этот экзамен в начале третьего курса? Четвертая сессия очень тяжелая.

Да, здесь надо найти правильную форму. Я и не говорю, что экзамен обязательно должен проходить в июне после окончания второго курса. Но мне бы хотелось, чтобы что-то подобное было внедрено.

Мне кажется, что у нас на физфаке есть подобная аттестация, так называемая форма промежуточного контроля. Идея та же: заставить студентов вспомнить материал за несколько лет.

Да, вспомнить материал, с одной стороны. А с другой стороны, посмотреть на всё интегрально, с высоты прошедших двух лет, в совокупности. И желательно, чтобы одна задача требовала и анализа, и линейной алгебры.

Если я правильно понимаю, то на физфаке этот экзамен не имеет статуса переводного, он нужен для обратной связи — посмотреть, что осталось в головах у студентов по прошествии какого-то времени. Если студент просто всё вызубрил перед экзаменом, то через неделю всё забудется. А если он понял материал, то он это и через год не забудет, и через два.

С одной стороны, да. Но, с другой стороны, если не ставить за этот экзамен никаких оценок, то у значительной части учащихся может пропасть стимул. Поэтому какой-то статус у экзамена все-таки должен быть (влияющий на стипендию или еще что-то). На мой взгляд, это сильно повысило бы качество нашего образования.

Очень интересная идея.

Конечно, надо обсуждать, как это технически реализовать.

И это не аналог госэкзамена. Госэкзамен проходит в устной форме.

Во-первых, он устный. Во-вторых, госэкзамен проводится тогда, когда уже никак нельзя повлиять на происходящее, считается, что студент уже выучился.

Госэкзамен не дает обратную связь.

Да. И на самом деле в ГОСах преимущественно спрашивают то, что было на первом-втором курсе. Лучше проверять эти знания раньше. Госэказмен — это ответы на теоретические вопросы, а в рамках промежуточного экзамена я бы давал именно задачи. Не сверхсложные и не счетные, но те, которые позволят проверить, усвоены ли основные навыки и подходы к решению задач.

По форме так фактически выглядит вступительный экзамен в магистратуру. Там проверяются знания по матанализу, линейной и высшей алгебре, встречаются дифуры. Задачи, как правило, простые.

Да, нужна просто проверка, достиг ли студент минимального математического культурного уровня. Именно это важно.

Я бы предложил защиту диплома проводить в более жестком варианте, например, во время защиты спрашивать у студента те темы, которые входят в ГОС: «Ты пользуешься этим методом. А расскажи нам об этом подробнее». Но получается, что мы меняем формат экзамена.

Что еще можно было бы предложить? Теперь студенты учатся шесть лет, поэтому я бы изменил время распределения по кафедрам. Сейчас фактически получается, что студенты выбирают кафедры тогда, когда еще половины курсов у них не было.

Но они и при пятилетнем, и при шестилетнем формате обучения после второго курса должны разделиться по кафедрам.

Да. Я бы частично это изменил. Мне кажется, сейчас можно сделать полноценное распределение после третьего курса, а сам третий курс сделать «пробным». Например, ввести систему курсов, которые условно бы назывались «допглавы». Одна кафедра читает дополнительные главы алгебры, другая — геометрии, третья — еще что-то. И на третьем курсе человек должен сдать курс дополнительной главы или, может быть, два курса. И, возможно, написать «пробную» курсовую. А уже после третьего курса на основании этого опыта более осознанно выбирать научного руководителя. В общем стоит подумать на эту тему.

А найдется ли место в учебном графике для таких курсов?

Конечно, потребуются какие-то технические изменения в расписании. Мы уже давно обсуждаем преобразования в общем курсе. Разгрузить студентов, может быть, что-то куда-то отодвинуть.

У химиков очень интересно устроен учебный процесс: их студенты пишут курсовые, начиная с первого курса: студент идет на одну из кафедр, где за ним закрепляют научного руководителя, а на следующий год он должен выбрать другую кафедру и с другим руководителем писать работу. И каждый год они должны писать курсовые на разных кафедрах. И на этом выбор кафедры не заканчивается.

Я бы не делал смену кафедр обязательной. И, мне кажется, в случае мехмата писать курсовые на первом-втором курсе не нужно, потому что в большинстве случаев это будет определенной профанацией.

Но у химиков есть эксперименты.

У них другая ситуация, конечно. У нас даже на третьем курсе редкая курсовая бывает содержательной. На третьем курсе студент обычно только начинает разбираться в теме, задаче, в итоге пытается что-то написать, но редко, когда успешно. А после того как у нас появился лишний год, может быть, стоит сделать так, чтобы полноценное распределение происходило уже после третьего курса. А на третьем курсе студент может послушать дополнительные главы, позаниматься на кафедре с тем преподавателем, который его привлек. И если студенту действительно понравилось, то он может продолжать и дальше учиться на этой кафедре.

В принципе, и сейчас же есть просеминары, то есть у студентов есть возможность ходить на спецкурсы.

Конечно. Несколько лет назад мы создали курс со специальным материалом для второкурсников «Допглавы геометрии».

Но для этого надо два первых курса разгрузить.

Да. И при этом у нас сейчас шестой курс фактически пустой. Если отодвинуть распределение по кафедрам на год вперед, то как раз можно было бы разгрузить первые два курса. Почему они такие забитые лекциями и семинарами? Потому что все кафедры хотят иметь там своего «представителя», для того чтобы привлечь к себе студентов, заинтересовать. Но все не могут уместиться в расписании, поэтому некоторые оказываются за бортом.

Еще мне, например, кажется, неправильным то, что сейчас комплексный анализ изучают только на третьем курсе. Когда я учился, комплексный анализ был на втором курсе, а следом за ним шла дифференциальная геометрия. Я бы комплексный анализ вернул обратно на второй курс, а дифференциальную геометрию сдвинул на третий, это было бы логично.

А они сейчас поменялись местами?

Да, сейчас дифференциальная геометрия у математиков начинается с четвертого семестра, а у механиков, по-моему, с третьего.

Меня поразила большая дистанция между «теорией вероятностей» и «математической статистикой» у математиков и механиков. У математиков их изучают в ходе третьего-четвертого семестра, а у механиков — шестого-седьмого.

Именно. В рамках четвертого семестра изучают курс «Мера и интеграл», или «Действительный анализ» (не помню, как именно сейчас этот курс называется), где рассказывают про интеграл Лебега и теорию меры. И параллельно идет теория вероятностей. Я думаю, что это не очень оптимально, потому что построение теории меры занимает некоторое время. Но для корректного понимания теории вероятностей теория меры тоже нужна. Естественнее было бы сперва изучить курс теории меры, а в следующем семестре — теорвер. Понятно, что в нынешних условиях этого сделать нельзя, потому что тогда ущемляются права кафедры теории вероятностей, ведь у них не будет представительства на первых двух курсах. А если распределение по кафедрам будет после третьего курса, тогда все будут довольны.

Хорошо, с этим понятно. Более глобальный вопрос: формат обучения «4 + 2» или 6?

4 + 2. Я считаю, что нет необходимости тащить всех студентов (более 300 человек) до конца шестого курса, потому что уже к концу четвертого курса формируется довольно большая группа людей, которые точно знают, что они не будут заниматься наукой, и они уже где-то работают. В этом случае для них дальнейшее обучение превращается в профанацию. Они делают вид, что посещают занятия, а на самом деле они где-то работают, кое-как сдают экзамены, хотят скорее получить диплом и выпуститься. В этом ничего плохого или стыдного нет. Эти студенты выбрали для себя такой путь, и не надо их мучить дальше.

Ни их, ни преподавателей.

Да. Иначе получается, что они и сами мучаются, и нас мучают, и мы их мучаем, заставляя что-то сдавать в свободное от работы время. А они нас мучают отсутствием желания дальше учиться.

Не могут, говорят: «Я работаю».

Да, они говорят: «Я работаю, я не могу». Получается какое-то взаимное мучение. Я понимаю, что у этого вопроса есть своя экономическая сторона, что каждый студент приносит факультету какие-то деньги.

Вы имеете в виду подушевое финансирование?

Да. Но если можно от этого абстрагироваться, то я, конечно, за формат «4 + 2».

А нет опасения, что в итоге пострадает аспирантура? У нас аспирантура, в принципе, большая же, 100 мест.

Это четверть от поступивших студентов.

В системе, когда был пятилетний специалитет, потом аспирантура, в аспирантуру был конкурс. Часть студентов будет уходить после четвертого курса с дипломом бакалавра, и диплом отучившегося шесть лет специалиста будет получать меньшее количество людей, чем лет десять назад. Не просядет ли аспирантура?

Не знаю. Я бы этого сильно не опасался. Не нужно в аспирантуру загонять студентов насильно. В аспирантуру нельзя идти ради общежития или каких-то иных бытовых благ. Хочется, чтобы в аспирантуру поступали люди, которые настроены заниматься математикой. Если их действительно становится меньше, что с этим можно поделать?

В магистратуру, конечно, пойдут не все, если будет формат «4 + 2». При этом нужно корректировать учебные планы, чтобы магистратура стала надстройкой, а не повторением уже пройденного. Естественно, возникнет масса технических сложностей, которые надо будет решать, если мы перейдем на такую систему. Но, в принципе, я, конечно, за этот формат. Раз уж мы перешли на шестилетнюю систему, то, мне кажется, не нужно держать в вузе людей, которые заведомо не хотят продолжения обучения.

Есть ли у вас какая-то жизнь помимо математики? Хобби?

Безусловно, есть жизнь помимо математики. Я не считаю, что вся моя жизнь сведена к математике. Такого хобби, как собирать марки или монетки, у меня нет. Но я люблю куда-то ездить, посещать интересные места, ходить в горы. Не с палатками на месяц, а комбинируя горы с чем-то еще. Обычно мы едем на море, а я сам устраиваю себе однодневные вылазки. Захожу на невысокие горы, с которых открывается красивый вид.

Я уже говорил, описывая свое отношение к математике, что для меня основным мерилом в жизни является красота: красота в математике, в природе, красивые виды, вкусная еда, хорошее вино. Красота — это картины, например, старых голландских мастеров — ван Эйка, ван дер Вейдена.

Картинные галереи посещаете?

Да. Я люблю старую живопись. Для поездок обычно выбираю места, где можно что-то интересное посмотреть. Ну и книги… К сожалению, сейчас настала какая-то сумасшедшая жизнь, читать получается очень мало, но я и литературу тоже воспринимаю через призму красоты. Скажем, я не люблю читать Достоевского, потому что, с моей точки зрения, это некрасиво. Я понимаю, что это великая литература, но мне не нравится, я не получаю от его произведений эстетического удовольствия.

Какую книгу вы читали последней и что бы вы рекомендовали почитать? Что является красивым в литературе на ваш взгляд?

Одна из моих самых любимых книг — это Окуджава «Путешествие дилетантов». Ее я читал очень давно, но именно ее я рекомендовал бы почитать. В ней есть глубинная красота, с моей точки зрения. Люблю некоторые книги Набокова. Проза Бунина мне очень нравится именно с точки зрения красоты. Люблю англичан — Ивлин Во, например, или Айрис Мёрдок: там очень точное описание характеров.

А из наших современных писателей я люблю Акунина. У него не все книги можно признать удачными, но фандоринский цикл, особенно вначале, мне очень нравится. Там и сюжет хороший, и язык. Это, конечно, не высокая литература, но читать приятно. А еще мое хобби — за грибами ходить.

Вы разбираетесь в грибах?

Разбираюсь. Я их собираю, солю, мариную, жарю.

А откуда эти знания?

От отца.

Он учил вас разбираться в грибах?

Да. Мы с ним и сейчас обычно ездим вместе. Поэтому сентябрь, октябрь — для меня самое грибное время. Конечно, удобнее грибы собирать в августе, поскольку нет занятий, но, увы, погода не всегда к этому располагает, поэтому сентябрь-октябрь получаются тяжелыми месяцами.

Мы обещали вернуться к родственникам. Раскройте интригу для наших читателей: как зовут вашего дедушку?

Борис Владимирович Шабат.

Чувствовалось какое-то иное отношение к вам со стороны преподавателей из-за известности дедушки? Нередко сыну известного режиссера приходится сложно, ему нужно папу переплюнуть, или у них складываются сложные взаимоотношения.

У меня фамилия другая, поэтому таких проблем не было.

Но это же не было секретом?

Я думаю, что большинству все-таки не было известно.

То есть какого-то влияния вы не ощущали?

Нет. Я сам никогда этот факт не афишировал, благо другая фамилия позволяла сохранять инкогнито. И на самом деле эта информация не была широко распространена. Только недавно один из знакомых математиков вдруг узнал, что я имею отношение к Борису Владимировичу, и очень удивился. И таких ситуаций за последнее время было несколько.

С другой стороны, у меня не было ощущения состязательности. Я в целом совершенно неазартный человек, никогда не любил играть в карты. Я занимаюсь математикой, потому что это красиво, у меня нет задачи с кем-то состязаться или чего-то достигать. Мне нравится сам процесс.

Спасибо за беседу!